От беседы с президентом у меня сложилось впечатление, что он был заметно озабочен нашим новым нажимом на Вашингтон по германским делам, но все же, видимо, полагал, что до крупного конфликта дело не дойдет, если он будет сохранять достаточную военную мощь США в этом районе.
В конце августа у меня состоялась любопытная доверительная беседа с помощником президента Соренсеном. Его основная задача в Белом доме, как он сказал, следить за политическими настроениями в стране, чтобы максимально содействовать личной популярности президента и его политики. Сейчас он занят разработкой стратегии и тактики, которой будет придерживаться президент в ходе развертывающейся в США кампании по выборам в конгресс, чтобы помочь своей партии.
Советский Союз, отметил Соренсен, конечно, имеет возможность оказать определенное влияние на исход нынешних выборов, если усилит нажим в берлинском вопросе. Тогда независимо от действий президента республиканцы получат дополнительные шансы на выборах.
Из его высказываний также ясно следовало, что Кеннеди явно предпочел бы „нейтралитет" СССР в ходе выборов. Это могло бы открыть дорогу к встрече с Хрущевым после выборов, а может быть, и до этого, если появится перспектива соглашения по какому-либо конкретному вопросу.
Это заявление было, конечно, необычным и не могло не привлечь внимание Москвы. Через несколько дней я сообщил Соренсену, что содержание нашей беседы доложил премьеру Хрущеву. К пожеланиям президента мы относимся с пониманием. С советской стороны ничего не будет предпринято такого, что могло бы осложнить международную обстановку и усилить напряженность между нашими странами накануне выборов. Разумеется, мы будем придерживаться этой линии, если действия Другой стороны не вынудят нас к проведению иного курса. Сказанное Целиком относится и к вопросу о германском мирном договоре и Западном Берлине.
Помощник президента отметил важность этого сообщения, так как оно охватывает весь комплекс советско-американских отношений.
Когда я передал Соренсену это обещание Хрущева „не обострять международную обстановку", я не знал, что в Москве уже было принято решение о завозе ядерных ракет на Кубу. Хрущев вел себя как азартный игрок, сознательно дезинформируя президента.,
4 сентября я встретился с Робертом Кеннеди (беседа была наедине). Хотя инициатива встречи исходила от нас и в связи с другим вопросом, тем не менее состоялся крупный разговор о Кубе.
В начале встречи я передал ему соображения премьера Хрущева относительно прекращения испытаний ядерного оружия. Он предлагал немедленно подписать соглашение о прекращении испытаний в атмосфере, космосе и под водой, но одновременно договориться, что в отношении подземных испытаний будут продолжены переговоры; на все время этих переговоров ядерные державы должны будут воздержаться от проведения таких испытаний.
Но Р.Кеннеди в тот день, похоже, больше интересовало другое. Он в довольно раздраженной форме поднял вопрос о советской военной помощи Кубе. Американское правительство, сказал он, с растущим беспокойством наблюдает за увеличением советских военных поставок на Кубу и появлением там советских военных специалистов. Особенно беспокоит правительство США рост военных поставок и, в частности, прибытие на Кубу ракет „земля-воздух". Пока ракеты в руках советских специалистов, тут есть гарантии, а когда они перейдут в руки „эмоциональных кубинцев"? Возникает и другой, весьма важный для безопасности самих США вопрос: куда в перспективе, если продолжить логическую линию, могут привести такие поставки на Кубу? Не появятся ли более мощные ракеты, которые могут достичь и территории США? Не смогут ли они в конечном счете иметь и ядерные боеголовки? Правительство США в этом случае определенно не сможет допустить, чтобы безопасность его страны зависела от тех или иных решений нынешнего правительства Кубы. Именно поэтому, сказал в заключение мой собеседник, правительство придает сейчас столь большое значение вопросу о советских военных поставках Кубе.
В ответ я указал на право Кубы на самооборону. Что касается ядерных ракет, то известна позиция СССР в пользу скорейшего заключения соглашения о нераспространении ядерного оружия (откровенно говоря, я вообще не допускал тогда мысли о размещении наших ядерных ракет на Кубе). Я обошел вопрос о наличии других, не ядерных ракет и советских военных специалистов на Кубе, о чем говорил Р.Кеннеди (не подтверждая и не отрицая, так как у меня самого не было никакой информации из Москвы на этот счет, вплоть до начала кубинского кризиса). В целом же я хорошо понимал важность и значение поднятых Р.Кеннеди вопросов и срочно попросил Москву сориентировать меня.
Ответ из Москвы был весьма лаконичен: в беседах с американцами подтверждайте, что „на Кубе находится только советское оборонительное оружие"{3}. Никаких других пояснений или деталей мне не сообщили даже для моей личной ориентировки.
Больше того, Большаков, вернувшись из отпуска, сказал буквально то же самое Р.Кеннеди со ссылкой на самого Хрущева. Короче, Москва продолжала свой курс на дезинформацию администрации Кеннеди насчет своих намерений разместить советские ядерные ракеты на Кубе.
В середине сентября в советских газетах было опубликовано специальное заявление ТАСС. „Советскому Союзу не требуется перемещать в какую-либо страну, например, на Кубу, имеющиеся у него средства для отражения агрессии, для ответного удара. Наши ядерные средства настолько мощны по своей взрывной силе, и Советский Союз располагает настолько мощными ракетоносителями для этих зарядов, что нет нужды искать место для размещения их где-то за пределами СССР". Это заявление ТАСС было передано и в наше посольство, но без каких-либо комментариев или пояснений со стороны советских должностных лиц. Опять это была дымовая завеса.
И я, и Большаков в результате исходили в дальнейшем из того, что поставляемые на Кубу советские ракеты по своим параметрам неспособны были достичь территории США и не были ядерными. Я аккуратно докладывал о всех своих разговорах с американскими официальными лицами на эту тему. Сообщал также, что отвечал на эти вопросы в духе заявления ТАСС. И ни разу ни Хрущев, ни Громыко не поправили меня. Фактически они умышленно использовали своего посла вплоть до "начала самого кризиса в целях дезориентации американской администрации в отношении намерений Москвы (хотя прямых указаний на счет дезориентации мне не давали). Такое поведение моих руководителей потрясло меня, когда я узнал о реальном положении вещей уже в ходе самого кризиса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
